Интересно, где сейчас Клодина. Может быть, увидела приближающихся вампиров и благоразумно спряталась в норку поглубже?
Пока я искала ее глазами, сердечная боль, которую я все время запихивала внутрь, вдруг охватила меня. Как бывало после смерти бабушки, когда я за каким-нибудь очень привычным занятием, вроде чистки зубов, вдруг ощущала, как накатывает на меня чернота. Не сразу смогла я овладеть собой и вернуться к реальности.
Это еще будет случаться какое-то время. Надо просто стиснуть зубы и перетерпеть.
Я заставила себя посмотреть на тех, кто был вокруг. Колдун и колдуньи заняли свои места. Боб уселся на пластиковый уличный стул, и я с пробуждающимся интересом увидела, как он вытащил какой-то порошок в герметичном пакетике размером с бутербродницу, а из нагрудного кармана извлек коробок спичек. Амелия устроилась наверху лестницы, ведущей в квартиру, Терри — на середине ее, а высокая старшая колдунья, Пэтси, уже стояла на галерее, глядя на нас.
— Если вы все хотите смотреть, здесь, пожалуй, будет лучше всего, — пригласила Амелия королеву и меня подняться по лестнице.
Охранники сгрудились в воротах, чтобы быть от магии как можно дальше, и даже Нефритовый Цветок вроде бы с уважением отнеслась к силе, которой сейчас предстояло вступить в действие, если не к людям, ее призывающим.
Естественно, Андре сопроводил королеву вверх по лестнице, но мне показалось, что плечи его несколько ссутулились, а энтузиазм приугас.
Мне приятно было отвлечься на что-то новое, а не пережевывать свои несчастья, и я с интересом стала слушать, что говорит Амелия. У нее был такой вид, будто ее ждут на пляже — в пляжный волейбол играть, а приходится вот описывать нам магическое заклятье, которое она собирается совершить.
— Мы поставили время за два часа до того, как я видела приезд Джейка, — сказала она. — Так что, быть может, придется увидеть много всякого скучного и к делу не относящегося. — Если это уж совсем надоест, я попробую поторопить события.
Вдруг мне явилась мысль, ослепившая меня своей простотой и ясностью. Я попрошу Амелию вернуться со мной в Бон-Темпс и повторить эту процедуру у меня во дворе. Так я узнаю, что случилось с бедняжкой Гладиолой. Сразу же мне стало намного лучше, и я заставила себя вернуться вниманием в здесь и сейчас.
— Начали! — крикнула Амелия и тут же стала нараспев произносить слова — кажется, по-латыни. Донеслись тихие отголоски с лестницы и со двора: это вступили ее напарники.
Мы не знали, чего ожидать, и речитатив стал через несколько минут просто утомлять. Я начала раздумывать, что сделает со мной королева, если очень уж заскучает.
Но тут в гостиную вошла моя кузина Хедли.
Я так ошалела, что чуть не заговорила с ней. Но, приглядевшись секунду, заметила, что на самом деле это не Хедли. Это была Хедли с виду, двигалась она как Хедли, но этот симулякр по цвету был размыт. Волосы у нее были не темными, а поблескивающей имитацией темного. Она шла, как… как окрашенная вода. Видно было, как переливается ее поверхность. Естественно, Хедли выглядела старше. И тверже тоже — с сардонической складкой у рта и скептическим прищуром.
Не замечая ничьего присутствия, реконструкция прошла к полуторному креслу, взяла фантомный пульт и включила телевизор. Я даже посмотрела невольно на экран, будто там что-то должны были показать. Естественно, ничего там не было.
Ощутив рядом с собой движение, я обернулась к королеве. Если я была потрясена, то она — возбуждена невероятно. Вообще я не думала раньше, что королева любила Хедли, но сейчас увидела, что так это и было. Насколько она вообще могла любить.
Хедли поглядывала время от времени в телевизор, крася ногти на ногах, отпивая кровь из воображаемого бокала, один раз позвонила по телефону. Мы ее не слышали. Мы только видели, да и то в ограниченных пределах. Предмет, за которым она тянулась, появлялся за миг перед тем, как рука его касалась, но не раньше, и потому был виден лишь тогда, когда она начинала им пользоваться. Когда она наклонилась заменить бокал с кровью на столе, и ее рука все еще держала бокал, мы видели бокал, стол с другими предметами и Хедли — все это в поблескивающей патине. Призрачный стол существовал поверх реального стола, который был почти там же, где стоял в ту ночь, и оттого становилось еще жутче. Когда Хедли отпустила бокал, и бокал, и стол исчезли сразу.
Я оглянулась на Андре. Он смотрел вытаращенными глазами, и более яркого выражения эмоций я у него на лице еще не видела. Королева горевала, я была заворожена и печальна, а он просто перепуган.
Еще через несколько минут Хедли, очевидно, услышала стук в дверь. (Она обернулась к двери с удивленным видом.) Хедли встала (фантомное кресло, сдвинутое дюйма на два вправо от настоящего, тут же исчезло) и пошла к двери. Прошла через мои кроссовки, оставленные сбоку от кресла.
Да, жуть. Все это было жутко, но глаз не отвести.
Очевидно, зрители во дворе увидели посетителя на внешней лестнице, потому что я услышала, как громко выругался один из Бертов — кажется, Вайберт. Когда Хедли открыла фантомную дверь, стоявшая на галерее Пэтси снаружи открыла реальную, чтобы нам было видно. По покрасневшей физиономии Амелии я поняла, что она об этом не подумала заранее.
У двери стоял (фантомный) Уолдо — вампир, который был при королеве уже много лет. За какое-то время до смерти он был сильно наказан, и кожа у него осталась сморщенной навеки. Поскольку он и до этого наказания был жутко тощим альбиносом, то в ту единственную ночь, когда мы виделись, выглядел ужасно. Сейчас, в виде водянистого призрака, он выглядел лучше. Честное слово, лучше.