Окончательно мертв - Страница 75

— Ты вся в сахаре, детка.

Я посмотрела на топ:

— Зато волос на груди нет, — ответила я, и он спросил:

— Можно проверить?

Я засмеялась и пошла чистить зубы и причесываться — и то, и другое было важной задачей. Заодно оценила шмотки Хедли, в которые умудрилась влезть. Черные велосипедки из спандекса собрались выше колена. Наверное, Хедли их совсем не носила, потому что на ее вкус они были бы ей велики. На мне они сидели плотно, но не так плотно, как любила Хедли, когда можно пересчитать все… ладно, не будем. Ярко-розовый топ не прикрывал бретельки бледно-розового лифчика, не говоря уже паре дюймов середины тела, но тут уж спасибо солярию (что в пункте видеопроката находится) в Бон-Темпс, эта середина была у меня загорелая и симпатичная. Хедли наверняка проколола бы пупок. Я посмотрела на себя в зеркало, пытаясь представить себе себя с золотым гвоздиком или с чем там еще в пупке. Не, не надо.

Надев какие-то босоножки с хрустальными бусинами, я на тридцать секунд почувствовала себя гламурной донельзя.

Я начала разговор с Квинном о том, что сегодня собираюсь делать, и, чтобы не кричать, вышла из спальни в коридор вместе со щеткой и резинкой для волос. Наклонилась, в положении головой вниз зачесала волосы и собрала их в хвост на макушке. Что он по центру, я не сомневалась — движения были отработаны до автоматизма. Собранные в хвост волосы свисали теперь ниже лопаток. Я надела резинку, протащила в нее хвост, и когда я выпрямилась, волосы накрыли плечи, свисая у талии. Квинн с Эвереттом все бросили и разинули рты. Я оглянулась — мужчины быстренько вернулись к своим делам.

О'кей. Я не знала, что делаю что-то интересное, но, наверное, так получилось. Пожав плечами, я скрылась в ванной, чтобы слегка накраситься. Еще раз глянув в зеркало, я убедилась, что в этом наряде смотрюсь интересно — для вполне функционирующих мужчин.

Когда я вышла, Эверетта уже не было, а Квинн вручил мне листок с номером сотового телефона Эверетта.

— Он велел позвонить ему, когда тебе будут нужны еще коробки, — сказал он. — Все упакованные вещи он забрал. Похоже, что ты вполне без меня бы обошлась.

— Никакого сравнения, — улыбнулась я. — Эверетт мне с утра не привез жиров и кофеина, а ты привез.

— Так какой у тебя план действий и чем я могу помочь?

— Ну, план у меня…

Но более точной формулировки, чем «разобрать это барахло, что куда», у меня не было, а такой план Квинн за меня выполнить не мог.

— А как тебе такой план? — спросила я. — Ты вываливаешь все из кухонных ящиков там, где мне все это будет видно, а я буду принимать решения «сохранить-выбросить». То, что я решу сохранить, ты можешь укладывать, а остальное вынесем на галерею. Надеюсь, дождь пройдет стороной. — Солнечное утро быстро затягивало тучами. — А за работой я тебе расскажу, что случилось ночью.

Несмотря на угрозу плохой погоды, мы работали все утро, на ленч заказали пиццу, и после полудня стали работать снова. То, что я не хотела увозить, ложилось в мусорные мешки, и Квинн развивал и без того хорошую мускулатуру, вытаскивая их во двор и ставя под навес, где раньше были составлены стулья для пикников, так и не убранные с лужайки. Я пыталась любоваться его мускулами только когда он не видит, и, кажется, у меня получалось. Квинн с большим интересом выслушал рассказ про эктоплазменную реконструкцию, и мы долго обсуждали, что это может все значить, но к выводам не пришли. У Джейка не было врагов среди вампиров — по крайней мере, Квинн о таких не знал, — и Квинн полагал, что Джейка убили ради того, чтобы затруднить жизнь Хедли, а не за какие-то его грехи.

От Амелии не было ни слуху ни духу, и я уж подумала, не поехала ли она домой с мормонским Бобом. Или он остался с ней и блаженствует сейчас в ее апартаментах. Может, под этой белой рубашкой и черными штанами он просто огонь.

Я оглядела двор. Да, вот стоит его велосипед у кирпичной стены. Поскольку небо с каждой минутой темнело, я поставила велосипед туда же, под навес.

Целый день, проведенный с Квинном, разжигал во мне пламя все сильнее и сильнее. Он разделся до майки и джинсов, и меня терзало любопытство, как он выглядит без них. И, кажется, не я одна строила гипотезы на тему, как кто выглядит голым. Время от времени до меня доносило обрывки его мыслей, когда он стаскивал вниз набитый мешок или паковал в коробки кастрюли и сковородки, и касались эти обрывки мыслей не почты и не стирки.

У меня хватило все-таки ума включить лампу, когда вдали послышались первые раскаты грома. Большой Кайф вот-вот могло залить.

И снова началось бессловесное заигрывание с Квинном — чтобы он видел, как я тянусь, доставая из буфета очередной стакан, как наклоняюсь, оборачивая его газетой. Может, на какую-то четверть сознания мне было неловко, но на остальные три четверти — весело. А веселья в последние годы — да и никогда — в моей жизни не было особенно много, и потому я ему радовалась, быть может, неосторожно.

Я ощутила, как внизу у Амелии включился мозг, в некотором смысле. Ощущение мне знакомо по работе в баре: у девушки было похмелье. Про себя я улыбнулась, когда колдунья подумала про Боба, спящего рядом с ней. Помимо сакраментального «как я могла», самой связной мыслью Амелии было, что она хочет кофе. Помрет без него. Она даже не могла включить свет в квартире, которая постепенно темнела перед грозой — слишком сильно резал бы свет ей глаза. Я обернулась с улыбкой к Квинну, готовая сказать ему, что скоро Амелия проявится, но он стоял прямо за мной, и на лице его читалось намерение, которое нельзя было понять двояко. Он был готов к совсем другому.